[Персональная страница Дмитрия Сепетого]

[Содержание]

2. Теория души против теории мозга. Аргумент знания

Аргументацию дуалистов и материалистов, сторонников теории души и теории мозга, удобно представить в форме диалога.

Участники диалога:

Петр Иванович – физиолог, который много раз делал эксгумацию человеческих трупов и вивисекцию животных и никогда не видел такой вещи как душа. Так что он считает, что душа – это бабушкины сказки.

Иван Петрович – философ-дуалист, который считает, что сознание не может быть чем-то физическим, что материалистические объяснения сознания (теория мозга) не выдерживают критики.

Петр Иванович: Я уверен, что никакой души не существует. Я и мои коллеги делали миллионы эксгумаций и вивисекций – и никакой души не нашли.

Иван Петрович: Что за ерунду Вы говорите! Душа – это, по самому смыслу слова, нечто нефизическое – такое, что его невозможно увидеть или осязать. Не удивительно, что вы ее не нашли, – вы в принципе не могли ее найти. Вы можете находить только физические вещи, и что бы вы ни нашли – это не может быть душой.

Петр Иванович: Мне кажется, что это Вы говорите ерунду. Вы говорите о чем-то, чего никто никогда не видел и “в принципе” не может увидеть, чего не может “в принципе” обнаружить ни один прибор. Но в таком случае не может быть “в принципе” никаких оснований считать, что это “нечто” существует. Ваша “душа” – чистая мистификация.

Иван Петрович: Вы не правы. Есть очень серьезные основания считать, что душа существует. И в этом нет никакой мистики. Мы знаем не только о том, что возможно увидеть или ощутить другими органами внешнего восприятия (осязания, слуха, нюха, вкуса) или зафиксировать физическими приборами. Мы знаем также о самих этих ощущениях, а также о других наших ощущениях и эмоциях (боли, удовольствия, грусти, радости), о наших мыслях, сомнениях, желаниях − как мы все это субъективно переживаем и осознаем. Человеческие субъективные переживания и мысли невозможно увидеть, ощутить на прикосновенье или зафиксировать физическими приборами; мы узнаем о них не через наблюдение за физическими процессами, а непосредственно-интроспективно, поскольку мы сами их переживаем и мыслим. Тот факт, что люди субъективно переживают разные ощущения и эмоции и субъективно осознают и мыслят, есть нечто кроме физических фактов. Человеческое Я, способное к субъективным переживаниям и осознанию, так же реально, как и физическая реальность. Это Я (≡ психический субъект) и есть то, что обычно называют душой.

Петр Иванович: Наука обнаружила, что наши ощущения, эмоции и мысли – не что иное как физические процессы в нашей нервной системе и мозге.

Иван Петрович: Наука ничего такого не обнаружила и не могла обнаружить. Все, что обнаруживает (и все, что может обнаружить) наука, − это то, что наши ощущения, эмоции и мысли тесно связаны с процессами в мозге и нервной системе; что некоторые процессы в нервной системе могут вызвать некоторые ощущения или изменения в процессе мышления. То есть, наука обнаружила, что между процессами в нашем мозге и сознанием есть тесная связь. Вы же говорите совсем другое: что процессы в нашем мозге и сознание – это одно и то же самое. Ваше утверждение не только не следует из утверждения о тесной связи между сознанием  и мозгом, но и прямо противоречит ему. Если мы говорим, что существует связь между процессами в мозге и сознанием, то это означает что мозг и сознание – не одно и то же, а разные вещи. И наоборот, если мы говорим, что мозг и сознание – одно и то же самое, то неправильно говорить о связи между ними. Утверждения о связи между A и B имеет смысл лишь если A не является B. Неправильно говорить, что A связано с B (или что A вызывает B), если A – это B.

Петр Иванович: В таком случае, я отказываюсь от идеи о том, что наши ощущения и мысли связаны с процессами в мозге. Я считаю, что наши ощущения и мысли есть процессы в мозге.

Иван Петрович: Но это – Ваше личное мнение, а не научно доказанный факт. И против него есть ряд весомых аргументов.

Начнем с того, что физические процессы в мозге и состояния и процессы сознания не имеют никаких общих свойств, кроме приблизительной одновременности; поэтому они никак не могут быть одним и тем же самым. Процессы в моем мозге – это перемещения, изменения формы, сжатия и расширения некоторых физических объектов. Это что-то, что мы можем (в принципе, с помощью какого-либо прибора) сканировать и видеть. Но мы никак не можем сканировать и видеть ощущения и мысли как таковые, так как они ощущаются и мыслятся, а не видятся.

Я никогда не видел процессов в моем мозге, но я всегда знаю, каковы мои ощущения и мысли. Поэтому мои ощущения и мысли – это не что-то, что возможно увидеть или пощупать; они присутствуют в моем сознании непосредственно, как что-то без физических свойств.

Петр Иванович: Мне кажется, что этот аргумент ошибочен. Это все равно, что сказать: я знаю о цветах, звуках, теплоте и т.п., хотя никогда не наблюдал электромагнитные волны, звуковое колебание воздуха, не измерял кинетическую энергию и т.п. Следовательно, цвета, звуки, теплота и т.п. не есть и не может быть электромагнитными волнами, колебанием воздуха, кинетической энергией и т.п.

Но ведь мы знаем, благодаря науке, что на самом деле цвет – это свойство отражать электромагнитные волны определенной частоты; звук – колебания воздуха, теплота – кинетическая энергия и т.п. Подобным образом, ощущения и мысли есть определенные состояния мозга, и вероятно, что наука когда-то откроет, что боль есть такое-то физическое состояние (структура) мозга, а радость – такое-то другое физическое состояние (структура) мозга.

Иван Петрович: Ваше возражение не учитывает известное с ХVII ст., благодаря Декарту и Локку, важное разделение свойств на первичные, принадлежащие самим вещам, и вторичные, принадлежащие человеческому субъективному восприятию вещей (или их первичных свойств). Это разделение объясняет, как тепло может быть кинетической энергией, цвет – электромагнитными волнами и т.п. Объяснение очень простое: электромагнитные волны определенных частот ощущаются человеком как определенные цветовые ощущения, кинетическая энергия ощущается человеком как тепловые ощущения и т.д. Но это объяснение уже предполагает существование сознания как сферы субъективности, психического субъекта (Я), обладающего способностью ощущать (не в смысле поведенческого реагирования, а в смысле субъективного как-оно-чувствуется). Без субъективности, сознания, психического субъекта-Я цветовые ощущения, ощущения теплоты и т.п. не существовали бы, хотя частоты электромагнитных волн и значения кинетической энергии могли бы быть такими же самыми.

Таким образом, имея 1) физические тела и процессы с их первичными свойствами и 2) воспринимающее сознание-Я, мы легко получаем объяснение 3) существования тепловых, цветовых, звуковых ощущений. Но имея одни лишь физические процессы мы никак не можем объяснить существование воспринимающего сознания-Я и, следовательно, также и тепловых, цветовых, звуковых ощущений.

Таким образом, пример со цветами, звуками, теплом не только не опровергает дуализм сознания и физической реальности, – он сам является иллюстрацией, проявлением этого дуализма.

Петр Иванович: Но не ли является ли само сознание, Я лишь вторичным свойством, производным от первичных, физических свойств?

Иван Петрович: Нет, не является. Все вторичные свойства предполагают существование сознания – они существуют лишь в отношении к сознанию. Поэтому само сознание не является вторичным свойством.

Все вторичные свойства являются отношениями между двумя фундаментальными реальностями – физическим миром и сознанием, Я. Сознание и физический мир – это две “стороны” отношений внешне-чувственного восприятия, субъект и объект. Поскольку все вторичные свойства существуют как-бы “на стыке” этих “сторон”, то ни одна из “сторон” не является вторичным свойством.

Итак, сознание (Я), как и физический мир, не является вторичным свойством; оно – одна из двух фундаментальных реальностей, которые делают возможным существование всех вторичных свойств.

Петр Иванович: А если мы получим точное научное знание о соответствии между процессами в мозге и ощущениями, чувствами, желаниями, мыслями?

Иван Петрович: Это лишь подтвердит, что сознание – это одно, а физические процессы в мозге – другое. Ведь чтобы получить такое знание, нам нужна информация, с одной стороны, о психических состояниях (ощущениях, эмоциях, желаниях, мыслях) человека и, с другой стороны, о физических процессах, которые происходят в мозге этого человека, когда он имеет эти психические состояния. Чтобы установить такое соответствие, нам нужна для начала информация о психических состояниях человека, и мы не можем получить такой информации через наблюдение за процессами в мозге, − мы можем получить ее лишь спросив у человека, что он чувствует, желает, о чем думает. Итак, две стороны, между которыми мы стараемся установить соответствие, должны в самом деле быть двумя сторонами, двумя разными "вещами", а не одним и тем же самым.

 

Аргумент знания

Один из самых интересных аргументов против материализма называют аргументом знания (the knowledge argument). В разных формах его выдвигали Томас Нагель и Франк Джексон.

Суть аргумента в том, что разные субъективные переживания имеют специфический качественный характер – то, как-это-чувствуется (как это чувствуется, когда больно, грустно и т.п.; каково само ощущение боли, чувство грусти и т.п.), и этот специфический качественный характер как-это-чувствуется не может быть передан никакими физическими (или поведенческими и т.п.) описаниями. Можно знать абсолютно все о физических фактах (процессы в мозге), связанных с определенным ощущением, не зная при этом ничего о том, каково само это ощущение, как оно чувствуется. Следовательно, само это ощущение есть нечто нефизическое.

Есть что-то такое, как оно ощущается, когда больно, грустно и т.п. То, как оно ощущается, есть особый, нефизический факт. Этот факт невозможно даже передать в языке: невозможно объяснить человеку, который никогда не имел определенного (или похожего) чувства или ощущения, каково это чувство или ощущение (как это чувствуется). И никакая информация о физических процессах в мозге, связанных с этим ощущением, – какой бы подробной она ни была, – не поможет. Например, человеку, который от рождения лишен каких-либо обонятельных ощущений, невозможно объяснить, как ощущается тот или иной запах; никакие знания о физических процессах в нервной системе и мозге, ответственных за это ощущение, в этом не помогут.

Другой пример – из классической статьи Томаса Нагеля “Каково это – быть летучей мышью?”[1]. Большинство видов летучих мышей не имеют зрения; некоторые виды обладают слабым зрением. В пространстве летучие мыши ориентируются в основном с помощью очень сложной эхолокационной системы. Вероятно (если мы только не считаем, вслед за Декартом, что лишь человек обладает сознанием, а все животные есть просто сложные автоматы, которые ничего субъективно не ощущают), что летучие мыши имеют особые субъективные ощущения-переживания эхолокационного восприятия; однако для нас, людей, невозможно узнать, как это ощущается (каково это – быть летучей мышью). Возможно, что летучие мыши ощущают это подобно тому, как мы ощущаем зрительные восприятия. (Но в таком случае, как это ощущают летучие мыши тех видов, у которых есть оба – зрительное и эхолокационное – восприятия?) А возможно, что субъективные эхолокационные ощущения-восприятия летучей мыши непохожи ни на какие человеческие субъективные переживания; в таком случае мы просто неспособны вообразить, как это ощущается (каково это – быть летучей мышью). При этом мы можем иметь сколь угодно детальное, точное, исчерпывающее знание о всех физических процессах, задействованных в этом восприятии; можем полностью понимать, как на уровне физических процессов мозга “работает” эхолокационная система летучей мыши: это нам ничуть не поможет узнать, как это ощущается субъективно (каково это – быть летучей мышью). Но оно как-то ощущается. Есть что-то такое, как это чувствуется, каково это – быть летучей мышью, – и это что-то пребывает за пределами сферы физических фактов.

Аналогично, летучие мыши, если бы имели мощный интеллект и развитую науку, могли бы узнать все о физических фактах, связанных со зрительным восприятием, но при этом они никак не смогут узнать, как оно ощущается – иметь зрительные ощущения. С. Лоу, следуя за Т. Нагелем, предлагает вообразить себе инопланетян с какой-то далекой планеты, которые не имеют зрения, а имеют взамен – как летучие мыши – эхолокационное восприятие. Эти инопланетяне очень разумны, их наука намного опережает нашу. Если они прилетят на Землю и займутся исследованием человеческого зрительного восприятия, то они могут выяснить все физические факты, которые с ним связаны. Они могут узнать о всех процессах в мозге человека, который видит красный цветок или голубое небо. Но при этом они ничего не смогут узнать о том, как это ощущается – видеть красный цветок или голубое небо; каково это – быть существом со зрительным восприятием.[2]

Самой известной и влиятельной версией-объяснением аргумента знания является мысленный эксперимент “Черно-белый мир Мэри”, предложенный австралийским философом Франком Джексоном.[3] Представьте себе женщину по имени Мэри, которая с момента рождения жила в помещении с особым освещением, превращавшим все цвета в оттенки серого (от черного до белого). Она никогда не попадала за пределы этой комнаты и не имела цветовых ощущений красного, синего, зеленого и т.п. И эта женщина стала выдающимся ученым, который специализируется именно на цветовом восприятии. Она знала все физические факты, которые касаются восприятия зеленого, красного, синего и других цветов: частота световых волн, физические процессы, которые происходят в нервной системе, мозге и т.п. В один прекрасный день она оставила свое помещение и попала в мир с нормальным освещением. Мэри была поражена: она узнала каково это − иметь ощущение красного, зеленого, синего и других цветов; каковы эти ощущения. Раньше она этого не знала, − несмотря на то, что знала все физические факты о цветах и их восприятии.

Мэри узнала нечто новое, новые факты: как это ощущается – видеть красный, зеленый, синий и др. цвета. Но Мэри еще раньше знала все физические факты, которые имеют отношение к цветовому восприятию. Итак, те новые факты, о которых узнала Мэри, не являются физическими фактами. Выходит, что кроме физических фактов (фактов о физической реальности) есть и другие факты – о специфическом характере разных субъективных переживаний, о сознании как личном мире человеческой субъективности. А значит, физическая реальность – это не вся реальность. Вся реальность включает, кроме физической реальности, сознание. Сознание есть нечто нефизическое (нематериальное).

 

Невозможность узнать о характере субъективных переживаний, существенно отличающихся от наших собственных, является прямым следствием того факта, что сознание каждого человека есть его личный, “частный” “мир” c эксклюзивным доступом (лишь сам этот человек имеет к нему прямой доступ). В этом отношении сознание кардинально отличается от физического мира, который является общим, “публичным”, одинаково доступным для всех сознаний. Даже о других людях мы можем лишь догадываться, что их ощущения подобны нашим собственным соответствующим ощущениям, но не можем проверить, истинна ли эта догадка. Возможно, что Вы субъективно ощущаете красный цвет (цвет крови) так, как я – зеленый (цвет травы), а зеленый – так, как я – красный. А возможно, что Ваши субъективные ощущения-восприятия цветов непохожи ни на какие мои субъективные ощущения. Возможность общения и понимания между людьми свидетельствует об общности для разных людей структуры отношений-связей между разными ощущениями, а также между ощущениями и тем, что их вызывает. Например, у разных людей цветовое восприятие травы 1) стабильно, 2) подобно цветовым восприятиям других предметов, которые называют зелеными, 3) неподобно цветовым восприятиям предметов, которые называют синими или красными. Но качественный субъективный характер каждого из ощущений может, в принципе, быть уникальным для каждого человека. Никто из нас не может попасть внутрь сознания другого человека и узнать, как это на самом деле для него – воспринимать цвет травы и т.п.

 

Можем сформулировать аргумент знания так. Каким бы полным ни было наше знание о физических процессах в мозге, оно ничего не говорит о том, каковы субъективные ощущения-переживания, соответствующие этим процессам, – как они ощущаются, переживаются субъективно. То, что они ощущаются-переживаются вот так, а не как-то иначе, – особые факты, которые находятся вне сферы физических фактов.  То есть, все, что принадлежит к сознанию как личной сфере субъективных переживаний и осознания (как это переживается субъективно: иметь это ощущение, эмоцию, осознавать некоторый факт, понимать некоторое высказывание, желать того или иного), пребывает вне сферы физического, материи. Факты относительно сознания  – это нефизические факты, факты о нефизической реальности. Следовательно, сознание как личная сфера субъективности есть нефизическая реальность.

Далее этот аргумент обсуждается в форме диалога.

Иван Петрович: Предлагаю обсудить еще один влиятельный аргумент против материализма.

Представьте себе, что где-то далеко существует планета Зет, которая заселена разумными существами – назовем их зетианами. Их внешние восприятия несколько отличаются от человеческих. Им недостает какой-то из человеческих способностей восприятия; возможно, им ее заменяет какая-то другая способность, которой у людей нет, или намного бóльшая чувствительность остальных способностей восприятия. Хотя способности восприятия зетиан и отличаются от человеческих, они позволяют получать ту же самую (или даже более точную) физическую информацию (о расположении, размере, форме, массе, температуре и т.п.), которую получают люди. Например, зетиане глухие, но могут полноценно общаться через сложный язык жестов и письма; или они слепые, но имеют взамен, как летучие мыши, высокоразвитое эхолокационное восприятие; или они имеют зрение, но не различают цветов (они дальтоники), видят все в оттенках серого... Остановимся на такой версии: зетиане не имеют нюха, не ощущают запахов.

Зетиане очень умны, и их наука намного опережает нашу. Они имеют аппаратуру, которая позволяет отсканировать любые процессы в человеческом теле, получить любое знание о физических структурах человеческого тела и о физических процессах в нем.

Предположим, зетиане прилетели на Землю. Они научились человеческому языку и узнали, что люди ощущают запахи. Они хотят выяснить, как ощущается, например, аромат розы. С помощью своей супераппаратуры зетиане могут получить любую физическую информацию о процессах в теле (мозге) человека, который ощущает этот запах. Но могут ли они таким образом узнать как ощущается аромат розы?

Петр Иванович: Наверное, нет.

Иван Петрович: Так что же получается? С одной стороны, зетиане могут получить любое знание о любых физических процессах. С другой, получив всю нужную им физическую информацию, они так и не смогут узнать, как пахнет роза, как ощущается ее аромат. Из этого логически следует вывод, что ощущение запаха розы (как и любые другие состояния сознания) не есть физические свойства и процессы.

Петр Иванович: Но ведь никаких зетиан нет, мы их выдумали!

Иван Петрович: Это не имеет значения. Важно, что если бы они существовали, то имея всю физическую информацию, которая касается запахов и их восприятия людьми, они так и не смогли бы узнать о том, каковы ощущения запахов.

Если Вам не нравятся зетиане, можете вообразить физика-дальтоника, который знает все о физических структурах и процессах нервно-мозговой системы человека, ответственных за восприятие цветов, но не знает, каково ощущение красного или зеленого.

Или можете вообразить женщину по имени Мэри. Она с момента рождения носит на глазах, никогда не снимая, контактную пленку, которая делает ее зрительное восприятие черно-белым. (Допустим, что это особая органическая контактная пленка, которая растет вместе с ее глазами. Возможно, Мэри об этом ничего не знает и считает себя обычным дальтоником, а на самом деле какие-то ученые проводят над ней эксперимент-испытание органической монохроматической пленки). Мэри стала нейрофизиком, который специализируется именно на физических структурах и процессах нервно-мозговой системы человека, ответственных за восприятие цветов. Она знает все об этих структурах и процессах. Однако она не знает каково ощущение красного или зеленого (как оно ощущается субъективно, как эти цвета выглядят для человека), и она может этого узнать пока не снимет контактную пленку.

Петр Иванович: Но действительно ли она приобретет новое знание, если снимет пленку? Ведь Мэри знает, что у людей есть разные цветовые ощущения, она лишь “не знает”, каковы они (как это ощущается). Если она снимет пленку, то не сможет сообщить ни одного нового факта о цветовом восприятии, а значит, не приобретет нового знания. Конечно, в каком-то другом смысле, она “узнает” что-то новое, а именно: каково это – ощущать красное или зеленое. Но я думаю, что это не совсем знание – этот новый опыт, который, с точки зрения материализма, есть лишь определенное физическое состояние ее мозга.

Иван Петрович: Могу предложить два возражения.

Первое возражение. Мэри не просто приобрела новый опыт. Раньше она не знала, а теперь знает, что люди имеют в виду, когда говорят, что видят зеленый цвет (цвет травы) или голубой (цвет неба). Ведь очевидно, что они говорят не о частоте электромагнитных волн (подавляющее большинство людей о ней не знает) и не о физических процессах в своем мозге (которых они не наблюдают).

Теперь Мэри сможет идентифицировать визуальные ощущения красного, голубого, зеленого и т.п. когда будет иметь их снова; так что она теперь знает каковы они, как они ощущаются.

Можем видоизменить мысленный эксперимент с Мэри. Вообразите, что контактная пленка не черно-белая, а изменяет цвет каждый день, так что каждому дню недели соответствует один цвет. В понедельник – черный, во вторник – красный, в среду – синий, в четверг – зеленый и т.д. Мэри ощущает эти отличия и называет это “понедельниковое ощущение”, “вторничное ощущение” и т.д. Однако она не знает, что это и есть то, как другие люди ощущают разные цвета, что они называют ощущениями красного, синего или зеленого. Ученые, которые проводят над ней эксперимент, ей об этом не говорят; свой мозг у нее также нет возможности исследовать (так чтобы сравнить его состояния с состояниями мозга других людей, когда они видят тот или иной цвет); никакой корреляции между этими ее ощущениями и цветовыми описаниями других людей нет: ведь люди говорят, что трава зеленая, небо голубое, роза красная, а для Мэри все отличие между их цветами − в том, что одни − темнее, а другие − светлее. Те изменения зрительного ощущения, которые с нею каждый день случаются, она считает какой-то странной особенностью собственной психики и никак не связывает с тем, что другие люди называют цветами. Таким образом, у нее есть опыт цветовых ощущений[4], но она не знает, каковы ощущения красного, зеленого, синего и т.д., − как чернота земли, краснота розы, голубизна неба, зелëность травы и т.д. ощущаются другими людьми; что они имеют в виду люди, когда говорят, что земля – черная, роза – красная, небо – голубое, трава – зеленая и т.д. И вот, вообразите, что в один прекрасный день Мэри в глаза попало какое-то химическое вещество, которое разрушило пленку, оставив глаза неповрежденными. Мэри взглянула вокруг и изумленно воскликнула: “Какое чудо! Сегодня пятница, а земля вдруг стала понедельниковой, роза − вторничной, небо – светло-средничним, трава – четверговой?!” Вдруг Мэри осенила догадка: так вот каковы ощущения черного, красного, голубого, зеленого!!!

Похоже, что Мэри все-таки узнала что-то новое, − а именно: каковы ощущения зеленого, красного и т.д., как они ощущаются. Раньше она знала лишь об электромагнитных волнах и состояниях мозга, которые этим ощущениям отвечают, а теперь знает о самих ощущениях. В книгах по нейрофизике она когда-то читала, что ощущения красного – это вот-такая структура мозга. Но структура мозга – это одно, а то, как это ощущается − это другое. Ощущение – это то, как это ощущается.

Мэри знала, какие физические процессы происходят в мозге человека, когда он имеет ощущение красного или синего. Но она не знала, каковы они, как ощущаются субъективно те ощущения, которые люди переживают, когда в их мозгах происходят соответствующие физические процессы. В частности, она не знала, что когда в мозге человека происходят физические процессы, которые в некоторых книгах по нейрофизике описываются как ощущения красного, то человек имеет субъективное переживание того типа, которое она имела по вторникам, − и так же относительно всех других цветовых ощущений. Cпецифические качества разных цветовых субъективных переживаний оказываются реальными фактами о мире (о сознаниях, являющихся частями мира), которые не содержатся во множестве всех физических фактов. Все физические факты, имеющие отношение к цветовым ощущениям, одинаково совместимы с любой из возможностей: ощущение (субъективное переживание) красного могло оказаться подобным понедельниковым ощущениям Мэри, или вторничным, или субботним, или не подобным никаким ощущениям (субъективным переживаниям), которые она когда-либо имела (как в начальном варианте истории Мэри − с черно-белой пленкой). То, что ощущение (субъективное переживание) красного оказалось именно таким, а не каким-то другим, – это факт, который не входит во множество всех физических фактов, поскольку в свете всех физических фактов ощущение (субъективное переживание) красного могло оказаться каким угодно.

Второе возражение. Не имеет значения, приобрела ли Мэри какое-то новое знание или лишь новый опыт. Имеет значение лишь тот факт, что этот опыт, ощущения-переживания имеют специфический субъективный (феноменальный) характер, который невозможно “схватить” никакими физическими описаниями. Надеюсь, Вы не станете отрицать, что есть что-то такое каково это – видеть что-то красное или ощущать боль?  Не станете же Вы отрицать, что это как-то ощущается, что каждое из таких ощущений имеет свой специфический субъективный (феноменальный) характер?

Петр Иванович: Нет, не стану.

Иван Петрович: Тогда Вы должны признать, что существуют факты как-это-ощущается и что они находятся вне сферы физических фактов. То есть, это нефизические факты, факты о чем-то нефизическом.

Петр Иванович: Пока что я не вижу, как опровергнуть эти аргументы, но все же мне кажется, что с ними что-то не так. Давайте попробуем подойти к проблеме с другой стороны.

Предположим, зетиане выяснили, какие именно процессы происходят в нервно-мозговой системе, когда люди, по их собственным свидетельствам, ощущают боль и прочие ощущения. Теперь спросим зетианина: что такое ощущение боли? Зетианин может ответить: ощущение боли – это такие-то процессы в нервно-мозговой системе. Он сможет также описать отличия между этими процессами и процессами, которые соответствуют другим ощущениям.

Спросим то же самое у обычного человека. Наверное, ему будет тяжело ответить. Он сможет разве что сказать, что боль – это одно из ощущений, которые он ощущает, и что оно неприятно; но едва ли сможет четко объяснить, чтó такое ощущение, и чем именно ощущение боли отличается от других ощущений.

Если мы сравним эти два ответа, то увидим, что ответ зетианина более конкретный, четкий, информативный. Не следует ли из этого сделать вывод, что, скорее, зетианин знает, что такое ощущение, а обычный человек – не знает?

Иван Петрович: Это рассуждение интересно, но, по моему мнению, ошибочно. Можно дать на любой вопрос конкретный, четкий, информативный ответ, который будет неправильным. В то же время менее конкретный, четкий, информативный ответ может быть правильным.

Мы, люди, знаем, что такое боль, грусть или радость, так как мы имели такие переживания. Когда кто-то говорит: “Мне грустно” или “Я счастлив”, мы понимаем смысл сказанного, хотя и не сможем объяснить его тому, кто никогда не ощущал грусти или счастья. Можно сказать, что ощущения боли, грусти или радости – это базовый опыт, который не сводится ни к чему иному, – и потому невозможно объяснить, что такое чувство боли, грусти или радости (каково оно), тому, кто никогда их не чувствовал.

Мы все знаем, что означают слова боль, грусть, радость, счастье и т.п. Для этого не нужно быть ученым. Это – не научная терминология, а понятия обычного языка, которые имеют смысл, понятный каждому. Эти слова означают именно то, что они означают для обычного человека. Конечно, ученый-физик или зетианин может употреблять эти же слова в каком-то другом (в частности, физическом) смысле, но это уже не будут те боль, грусть, радость, счастье, которые мы все иногда чувствуем.

Когда мы чувствуем грусть, мы знаем, что мы чувствуем, хотя и не знаем ничего о соответствующих физических структурах и процессах нашей нервно-мозговой системы. И наоборот, если мы будем рассматривать через какой-то специальный прибор физические структуры и процессы нервно-мозговой системы человека, мы ничего не узнаем о том, что он чувствует.

Конечно, мы могли бы узнать в первом случае о физических процессах, а во втором – о чувствах (или ощущениях), если бы имели таблицу соответствия между одним и другим. Но такую таблицу невозможно составить на основе самой лишь физической информации – ее возможно составить лишь сопоставляя физическую информацию со свидетельствами человека о его чувствах и ощущениях.[5]

Таким образом, мы можем знать все о том, что чувствует человек, не зная ничего о физических структурах и процессах его нервно-мозговой системы. И наоборот − можем знать все о физических структурах и процессах нервно-мозговой системы человека, не зная ничего о том, что чувствует человек.

Из этого логически следует, что субъективные переживания (ощущения, эмоции, и т.д.) – это не физические структуры и процессы нервно-мозговой системы. Из таких же соображений следует, что они вообще не являются никакими физическими сущностями и процессами, не сводятся к физическому.

Вариация. Когда человек говорит: “Мне больно” или “Я ощущаю радость”, он ничего не говорит о пространственном расположении, размере, форме, движении тех или иных тел, то есть не говорит ничего о физических объектах, структурах, свойствах и процессах, не сообщает никакой физической информации.[6] Но ведь он о чем-то говорит! А именно – он говорит о своих ощущениях и эмоциях. Следовательно, ощущения и эмоции не являются физическими объектами, структурами, свойствами и процессами.

Предварительное резюме

Материализм основывается на убеждении: следует верить у существование лишь того, что возможно увидеть, осязать, зафиксировать физическими приборами, – лишь то, что может быть (прямо или опосредствованно) объектом внешнего наблюдения, или то, допущение о существовании чего позволяет успешно объяснять и предсказывать внешне наблюдаемые явления согласно законам природы. Дуализм же аппелирует к знанию человека о его собственных субъективных переживаниях, которые никаким образом невозможно наблюдать извне, но о которых каждый из нас знает.

Очень распространено (в особенности, среди материалистов)  убеждение о том, что наука якобы обнаружила, что ощущения, эмоции и мысли – это определенные физические процессы в нервной системе и мозге. Но это убеждение ошибочно: все факты и наблюдения, на которые могут ссылаться его сторонники, согласовываются как с материалистической точкой зрения, так и с точкой зрения дуализма, в соответствии с которой ощущения, эмоции, мышление – это субъективные переживания человека, которые могут вызываться или обуславливаться физическими процессами в нервной системе и мозге, но не есть эти процессы.

Следует предостеречь против распространенной среди материалистов ошибки – подмены смысла ментальных понятий, таких как “ощущение”, “боль” и т.п. Исходя из материалистических интерпретаций научных теорий, их сторонники часто употребляют ментальные понятия в смысле определенных физических процессов в нервной системе и мозге, или определенных поведенческих предрасположенностей, или ролей в функционировании организма. Но этим самым они просто подменяют первичный, общепонятный их смысл на совсем другой, совсем отличный от общепринятого. Это все равно, что я назову кошку собакой и на этом основании буду настаивать, что собаки мяукают. Прежде чем дискутировать о природе ощущений, нужно забыть на несколько минут обо всех анатомических теориях, которые их касаются, и обратиться к своему собственному опыту, опыту каждого человека, – например, к тому опыту, который обозначается словом “боль”. Все мы по собственному опыту, а не из анатомических теорий знаем, что означает ощущать боль. Подавляющее большинство людей не знакомы с анатомическими теориями; они ничего или почти ничего не знают о структурах и процессах в теле (мозге) человека, ответственных за ощущение боли, но все они очень хорошо знают, что значит ощущать боль, каково ощущение боли. Современный ученый-анатом знает об этом ровно столько же, сколько знал человек, который жил несколько тысяч лет назад, когда анатомии еще не существовало. (Более того, немало современных ученых-анатомов путают смысл слова 'боль' с содержанием некоторых анатомических теорий о боли, – в этом отношении человек, который жил несколько тысяч лет назад, когда анатомии еще не существовало, имеет значительное преимущество.) Боль – это когда мне (или Вам) больно. Не более и не менее. Больно – это некоторое специфическое (Ваше или мое) субъективное переживание. Так же, как и любое другое ощущение или эмоция.

Аргумент знания показывает, что ощущения и эмоции нельзя отождествлять с физическими процессами в нервной системе и мозге человека: можно знать все о физических процессах в мозге и нервной системе человека, связанных с тем или другим ощущением, и при этом ничего не знать о самом ощущении как оно ощущается-переживается субъективно.

Изнутри знания о субъективных переживаниях невозможно узнать ничего о физическом, а изнутри знания о физическом невозможно узнать ничего о субъективных переживаниях. Любые возможные знания (информация, высказывания) о физическом самом по себе (если нет дополнительного опосредующего знания) не говорят ничего о субъективных переживаниях человека. И наоборот, любые возможные знания (информация, высказывания) о субъективных переживаниях человека самих по себе (если нет дополнительного опосредующего знания) не говорят ничего о физических объектах и процессах.[7]

Следовательно, субъективные переживания не есть физические объекты и процессы.

 

Сказанное выше можем проиллюстрировать такой схемой:

С точки зрения материализма, человеческое сознание и его субъект (Я) отождествляется с телом (мозгом), которое (который) является частью физической реальности. Это должно означать, что о всех свойствах и состояниях сознания, то есть о субъективных переживаниях, возможно узнать “изнутри” знания о физических процессах: никакого дополнительного знания, которое связывало бы субъективные переживания с физическими процессами в теле, не нужно. (Более того, такого дополнительного знания не может быть: если вся реальность – это физическая реальность,  то не может быть никакого другого знания кроме знания о физической реальности.) Однако на самом деле, “изнутри” знания о физических процессах, без дополнительного связующего знания, невозможно узнать ничего о субъективных переживаниях. Субъективные переживания невозможно увидеть или как-либо иначе обнаружить в физической перспективе.

С точки зрения дуализма, человеческое сознание (Я) есть нечто хотя и зависимое, но отличное от тела и его специфической подсистемы, мозга, а также и от всей физической реальности. Именно поэтому о субъективных переживаниях невозможно узнать из самого лишь знания о каких бы то ни было физических процессах. Мы узнаем о них непосредственно благодаря самосознанию, это непосредственное знание является внутренним для нашего сознания и внешним по отношению к физической реальности. Мы можем узнать также о субъективных переживаниях других людей: либо через их свидетельства (основывающиеся на их прямом-интроспективном знании о собственных психических состояниях), либо опосредствованно – через наблюдение за их телом, дополненное опосредующим знанием, которое связывает внешний вид и движения тела человека с его субъективными переживаниями. Аналогично, ученые могли бы узнавать о психических состояниях человека на основе знания о состояниях его мозга, дополненного опосередующим знанием о том, какие психические состояния соответствуют тем или иным состояниям мозга. Таким образом, на приведенной выше схеме стрелка, связывающая Я и тело (мозг), имеет двойной смысл: в онтологическом отношении она символизирует взаимодействие между Я и телом; в познавательном отношении она символизирует опосредующее знание о соответствиях между состояниями сознания и мозга, которые являются результатом этого взаимодействия.

 

Сознание и H2O

Петр Иванович: Возможно, ситуация с сознанием и мозгом приблизительно такая же, как и ситуация с водой и совокупностью молекул H2O? Люди всегда знали о воде, хотя лишь недавно узнали о молекулах H2O. Итак 'вода' совсем не означает 'совокупность молекул H2O', но, тем не менее, вода есть совокупность молекул H2O. Можно даже сказать, что возможно все знать о воде (ее макросвойствах), ничего не зная о молекулах H2O, и что возможно все знать о молекулах H2O, и ничего не знать о воде.

Иван Петрович: Это не так. Ситуации совсем разные. В случае воды мы имеем определенное вещество, и мы знаем, что оно делимо. Можно отделить очень маленькие частички воды и естественно предположить, что эти частички, возможно, делятся на еще меньшие. То есть наше знание о воде на макроуровне уже говорит нам о том, что она есть совокупностью малюсеньких частичек. Утверждение о том, что вода есть совокупность молекул H2O лишь уточняет это знание. С другой стороны, если мы знаем всë о некоторой конкретной совокупности молекул H2O (например, той, что содержится вон в том стакане) – все физические свойства этих молекул, их количество, расположение, законы их взаимодействия, – то из этой информации логико-математическими средствами выводятся все физические макросвойства воды в стакане. (Конечно, мы не получим таким образом знания о “вторичных” макросвойствах воды, таких как вкус или запах, так как это не физические, а реляционные к сознанию-психике свойства – свойства определенным образом влиять на человеческое сознание-психику, вызвать в нем определенные ощущения.)

Совокупность молекул H2O – это вода под микроскопом. Попробуйте взять какое-то ощущение, как оно ощущается, и рассмотреть его сквозь микроскоп. Если Вам это удастся – не забудьте позвать меня. J

Странная логика Хофштадтера-Деннетта

В сборнике “Я психики” (“The Mind’s I”, почему-то переведенном на русский под названием “Глаз разума”) под редакцией и с комментариями Д. Хофштадтера и Д. Деннетта редакторы пишут:

“Одна из дорог, ведущих к дуализму, проходит через следующий (никуда не годный) аргумент:

Некоторые факты не касаются свойств, обстоятельств и отношений физических объектов.

Следовательно, некоторые факты касаются свойств, обстоятельств и отношений нефизических объектов.”[8]

Почему же этот аргумент “никуда не годный”? Что в нем неправильно? Отрицают ли Хофштадтер и Деннетт предпосылку (что  “некоторые факты не касаются … физических объектов”)? Нет; как видно из дальнейшего обсуждения, они с ней соглашаются. Отрицают ли они корректность (validity) агргумента (что вывод логически следует из предпосылки)? Вопрос о корректности они вообще не обсуждают. Почему? Возможно потому, что возразить нечего.

Действительно, если предпосылка истинна, и если мы учтем, что все факты являются фактами о чем-то, то вывод тавтологически истинен, − приблизительно так, как высказывание о том, что все неженатые не женаты!

Любой факт есть факт о чем-то.

Что-то может быть либо физическим, либо нет, т.е. либо физическим либо нефизическим.

Следовательно, любой факт есть либо факт о чем-то физическом, либо факт о чем-то нефизическом.

Следовательно, если факт не есть факт о чем-то физическом, он есть факт о чем-то нефизическом.

Но рассмотрим объяснение Хофштадтера-Деннетта:

“Почему этот аргумент ошибочен? Попытайтесь привести пример факта, не касающегося физических объектов. Это факт, что рассказчика в "Моби Дике" зовут Измаил, – но чего касается данный факт? Можно утверждать, что он имеет отношение к неким черным значкам на переплетенных листах бумаги… Можно с таинственным видом сказать, что этот факт не касается ничего. Можно … заверять, что это абстрактный факт, наподобие того, что 641 – простое число. Но нам кажется, не найдется почти никого, кто стал бы утверждать, что этот факт касается совершенно реального, но нефизического человека по имени Измаил.”[9]

Конечно, нет. Только вот об ошибочности рассматриваемого аргумента это никак не говорит.

Аргумент ничего не говорит о нефизических людях; он говорит о нефизических объектах. Применительно к “Моби Дику”, из аргумента следует, что факт, что рассказчика в “Моби Дике” зовут Измаил, есть факт о нефизическом(их) объекте(ах). На самом деле, это заключение истинно.

Факт о рассказчике в "Моби Дике" есть факт о смысловом содержании романа "Моби Дик". Он есть факт о том, что в романе "Моби Дик" говорится, что рассказчика зовут Измаил. Это смысловое содержание (очемтость) – нефизическое. (Детальнее об этом см. раздел 5 и подраздел “Теория трех миров” в разделе 12.)

Факт о рассказчике в "Моби Дике" – это факт не о книге как физическом объекте (о физических свойствах книги), а о чем-то нефизическом – о том смысловом содержании, которое этот физический объект символически репрезентирует для сознания читателя. Переплетенные листы бумаги с черными пометками сами по себе, как физические объекты, не имеют смыслового содержания; они не есть “о чем-то”. Они имеют смысловое содержание, есть “о чем-то” лишь постольку, поскольку писатель "закодировал" в них определенный смысл, который он создал в своем сознании, а другие люди (читатели) способны его "раскодировать"-понять, воссоздать в своем сознании.

Кстати, “абстрактный факт…, что 641 – простое число” также есть факт о чем-то нефизическом, а именно – об абстрактном объекте, которым есть число 641.

 

Мой друг Саша и человек в маске

Петр Иванович: Только что я прочитал интересную философскую историю Стивена Лоу “Загадка сознания”[10] , в которой рассматривается аргумент знания. Автор предполагает, что в нем содержится “ошибка замаскированного человека”. Предлагаю это обсудить.

Представим себе такую ситуацию. У меня есть друг по имени Саша. Вчера в новостях я услышал, что какой-то человек в маске ограбил банк “Дельта”. Эти два факта вроде бы никак между собою не связаны. Однако возможно, что этот человек в маске – Саша, хотя я об этом и не знаю.

Теперь рассмотрим такое умозаключение:

Мои знания о Саше не содержат никакого знания о человеке в маске. Следовательно, Саша не является человеком в маске.

Это умозаключение очевидно некорректно. Из того, что я не знаю, что Саша ограбил банк, логически не следует, что он не грабил банк.

Аргумент знания выглядит очень похоже:

Знания о физических процессах не содержат никакого знания об ощущениях (как это ощущается). (И наоборот: Знания об ощущениях не содержат никакого знания о физических процессах.) Следовательно, ощущения не являются физическими процессами.

Нет ли здесь “ошибки замаскированного человека”?

Иван Петрович: Думаю, что нет. Эти два умозаключения кажутся аналогичными лишь на первый взгляд. На самом деле, между ними есть очень существенное различие, которое и делает первое умозаключение (о том, что Саша не грабил банк) ошибочным, а второе (о нематериальности сознания) – правильным.

В первом случае мы имеем некоторые знания о Саше и некоторые знания о человеке в маске. При этом первые не включают вторые. Из этого в самом деле логически не следуют никакие выводы о том, является ли Саша человеком в маске или нет.

Во втором случае ситуация принципиально иная. В нем речь идет не о некоторых знаниях о физических процессах в нервно-мозговой системе, а о всех таких знаниях. Утверждается, что даже если бы мы знали всë о физических процессах в нервно-мозговой системе, или даже в целом мире, то эти знания не содержали бы знаний об ощущениях как они переживаются субъективно.

Если бы я мог узнать о Саше всё, и если Саша в самом деле был тем человеком в маске, который ограбил банк, то полное знание о Саше содержало бы в себе и знание о человеке в маске, который ограбил банк. Например, если бы мне дали видеозапись, на которой заснята вся жизнь Саши, то, просмотрев эту запись, я увидел бы и человека в маске, который грабит банк. И наоборот, если бы всё возможное знание о Саше не содержало в себе знания о человеке в маске, который ограбил банк, (например, если бы видеозапись всей жизни Саши не содержала бы видеозаписи ограбления банка) то из этого логически следовало бы, что Саша не является человеком в маске, который ограбил банк.

Мэри знала все физические факты, которые касаются цветов и цветовых ощущений. Но с учетом всех этих фактов, ощущение красного могло оказаться каким угодно. Узнав о том, каково ощущение красного в самом деле, Мэри узнала новый факт, который не содержится во всем полном множестве физических фактов, относящихся к цветам и цветовым ощущениям. Следовательно, факты об ощущениях не являются физическими фактами.

 

******

Стивен Лоу пишет, что ему кажется, что в аргументе знания содержится “ошибка замаскированного человека”, но не обосновывает и не объясняет эту мысль, оставляя ее на додумывание читателям.

Рассуждения С. Лоу об “ошибке замаскированного человека” похожи на возражения Поля Чарчленда против “аргумента от интроспекции” (см. следующий подраздел). Вероятно, С. Лоу считает, что аргумент знания аналогичен аргументу от интроспекции. Я считаю, что если между этими аргументами и есть некоторая аналогия, то она весьма поверхностна и не подрывает корректность аргумента знания. Аргумент знания более близок к аргументу, который можно получить, если “перевернуть с головы на ноги” аргумент от интраспекции, – аргументу от невозможности “экстраспекции”. Наиболее влиятельное (хотя, по моему мнению, и неудовлетворительное) возражение против этого аргумента и аргумента знания дает материалистическая теория репрезентационизма.

Аргумент от невозможности “экстраспекции”

психических состояний

Один из ведущих современных философов-материалистов Поль Чарчленд рассматривает и опровергает аргумент против материализма, который он называет “аргументом от интроспекции”. Чарчленд формулирует его следующим образом:

“1.       Мои психические состояния известны мне интроспективно как состояния моего сознательного Я.

2.   Мои состояния мозга не известны мне интроспективно как состояния моего сознательного Я.

Следовательно, …

3.   Мои психические состояния – не то же самое, что мои состояния мозга.”[11]

В такой форме, аргумент от интроспекции оказывается некорректным. Чарчленд сравнивает его с таким рассуждением:

“1. Мухаммед Али широко известен как чемпион-тяжеловес по боксу.

2.      Кассиус Клей не известен широко как чемпион-тяжеловес по боксу.

Следовательно, …

3. Мухаммед Али – это не Кассиус Клей.” [12]

Однако на самом деле, “Мухаммед Али” – это спортивное псевдо человека по имени “Касcиус Клей”.

Далее Чарчленд рассматривает возможную другую версию “аргумента от интроспекции”, которая говорит не о том, что мы знаем через интроспекцию, а о том, что возможно познать через интроспекцию:

“1. Мои психические состояния познаваемы через интроспекцию.

2.      Мои состояния мозга непознаваемы через интроспекцию.

Следовательно, …

3.   Мои психические состояния – не то же самое, что мои состояния мозга.”[13]

Чарчленд возражает, что материалист может отклонить этот аргумент, не согласившись с его предпосылкой (2.). Он может утверждать, что мы интроспективно узнаем о состояниях мозга, но получаем эту информацию под “менталистским описанием”:

“Если психические состояния действительно есть состояния мозга, то на самом деле мы интроспективно воспринимаем именно состояния мозга, хотя и без полного понимания того, чем они являются. И если мы можем научиться мыслить об этих состояниях и распознавать их под менталистским описанием, то мы наверное можем научиться мыслить о них и распознавать их под более проницательным нейрофизиологическим описанием.”[14]

Ситуация, с точки зрения Чарчленда, такая же, как и в случае воды: мы можем сколько угодно узнать о ее макросвойствах, но не знать при этом, что она есть совокупность молекул H2O.

Прав ли Чарчленд? По моему мнению, нет. Чтобы это лучше понять, сделаем обобщенное описание ситуаций, аналогичных ситуации с водой и H2O.

Речь идет о следующем. Есть некоторый объект, о котором мы можем узнавать, так сказать, на двух уровнях – поверхностном (вода) и глубинном (H2O). Каждому из этих уровней познания отвечает своя форма описания. Поскольку на поверхностном уровне мы получаем более общую, недетализированную информацию, то она не содержит в себе той детализированной информации, которую мы можем получить на глубинном уровне. Именно поэтому мы можем знать сколько угодно о макросвойствах воды, не зная о ее микроструктуре (что она состоит из молекул H2O). То есть, глубинное не сводится к поверхностному, детальное не сводится к общему. Но поверхностное сводится к глубинному, общее сводится к детальному, содержится в нем. Если мы располагаем достаточно полной детализированной информацией об объекте (на глубинном уровне), в ней уже содержится вся более общая информация об этом объекте (на поверхностном уровне). Если мы знаем достаточно много о молекулах H2O, то из этой информации можно получить любое знание о макросвойствах воды.

В случае психических состояний и состояний мозга (нейрофизиологических состояний) ситуация совсем иная. Если бы дело было лишь в том, что из нашего интроспективного знания о психических состояниях невозможно получить нейрофизиологическое описание состояний и процессов мозга (которое возможно получить лишь через внешнее наблюдение с помощью сложной аппаратуры), то для материализма здесь не было бы проблемы. Но дело в другом – в том, что то знание, которое мы получаем интроспективно, невозможно получить ни через какое внешнее наблюдение с помощью любой сложной аппаратуры.

Например, из наблюдения за нейроструктурами и процессами в мозге (без их дополнения информацией, полученной интроспективно), невозможно узнать, что когда имеют место определенные процессы, то это ощущается как боль, это больно, а когда имеют место определенные другие процессы, то это ощущается как радость, это весело. Или вообразите человека, который видит или воображает дерево или розу; мы об этом не знаем, но мы можем наблюдать через специальные устройства любые нейроструктуры и процессы в его мозге. Что бы мы ни наблюдали, мы не можем узнать из этого о том, что же он видит или воображает. То же самое и с мыслями: из  наблюдений за нейроструктурами и процессами в мозге человека, который о чем-то думает, невозможно узнать о чем он думает и что он об этом думает. (Конечно, все это при условии, что мы не имеем дополнительного знания, которое связывает процессы в мозге с состояниями сознания, и которое само невозможно получить лишь наблюдая за процессами в мозге, без интроспективных свидетельств о сознании.) Вся физическая информация о нейроструктурах и процессах в мозге (которую возможно получить путем внешнего наблюдения) не содержит никакой информации об ощущениях, эмоциях, содержании воображения, мыслей и т.п. То есть, вся физическая информация не содержит никакой информации о психических состояниях.

Отсюда, вместо аргумента от интроспекции мы можем сформулировать аргумент от невозможности “экстраспекции” (внешнего наблюдения) психических состояний:

(1)  Состояния мозга (как материальной, физической системы) полностью познаваемы через внешнее наблюдение без интроспекции.

(2)  Психические состояния непознаваемы через внешнее наблюдение без интроспекции.

Следовательно,

(3) Психические состояния не являются состояниями мозга (как материальной, физической системы).

Можем провести аналогию с Мухаммедом Али – Кассиусом Клеем. Предположим, что мы можем узнать из некоторого источника (например, из биографии) всë о человеке по имени Клессиус Кай, но не можем узнать из этого источника ничего об Алиммеде Мохи. Из этого логически следует, что Алиммед Мухи – это не Клессиус Кай.

(1)   Из биографии возможно узнать все о Клессиусе Кае.

(2)   Из биографии невозможно узнать ничего об Алиммеде Мухи.

Следовательно,

(3) Алиммед Мухи не Клессиус Кай.

 

Возможны несколько пробных путей возражения против аргумента о невозможности “экстраспекции” психических состояний.

Во-первых, можно попробовать отрицать, что состояния мозга полностью познаваемы через внешнее наблюдение без интроспекции – т.е. допустить, что существуют некоторые состояния мозга, которые принципиально непознаваемы путем внешнего наблюдения, а познаваемы лишь интроспективно. Однако эта возможность противоречит материализму (в обычном смысле) и предполагает психофизический дуализм свойств (либо в панпсихистской, либо в эмерджентистской версии)[15]: признается, что мозг имеет

помимо свойств (состояний), сводящихся в конечном счете к динамике (включая ее закономерности) изменений пространственного положения физических тел (вплоть до наименьших микрочастиц), и вследствие этого познаваемых через внешнее наблюдение без интроспекции, – то есть материальных (физических) свойств (состояний) в обычном смысле понятия материального (физического),

также и свойства (состояния), непознаваемые через внешнее наблюдение (вследствие своей принципиальной несводимости к                                                  динамике изменений пространственного положения физических тел и ее закономерностям), а познаваемые лишь интроспективно, – то есть нефизические психические свойства (состояния) в обычном смысле понятия нефизического-психического.

Во-вторых, можно попробовать отрицать само существование интроспекции, опираясь на аргументы, подобные выдвинутым Джоном Сëрлом в книге “Открывая сознание заново”. Я думаю, что этот путь совершенно бесперспективен, поскольку на самом деле аргументы Сëрла никоим образом не затрагивают существование особенной познавательной способности, которая не предполагает внешнего наблюдения, и благодаря которой мы знаем о собственных ощущениях, эмоциях, желаниях, мыслях, – будем ли мы называть эту способность интроспекцией или как-то иначе. Аргументация Сëрла лишь показывает, что как будто предполагаемая понятием интроспекции (лат. “смотрю внутрь”) аналогия со зрением может вводить в заблуждение, поскольку на самом деле познавательная способность, благодаря которой мы знаем о наших психических состояниях, вовсе не есть “способность, следующая образцу зрения”, “напоминающая зрение, только менее красочная”. Конечно же, “смотрение внутрьэто метафора и, как и всякая метафора, она может вводить в заблуждение, если воспринимается не метафорически, а буквально. Как пишет сам Сëрл, “проблема не в обычном употреблении понятия интроспекции, а в нашем сильном желании как философов воспринимать данную метафору буквально”.[16]

В-третьих, можно попробовать отрицать, что психические состояния непознаваемы через внешнее наблюдение без интроспекции, и утверждать, что через внешнее наблюдение мы можем познавать психические состояния, не зная об этом, поскольку мы познаем их не под менталистским, а под  физическим или нейрофизиологическим описанием. Это возражение соответствует влиятельной материалистической теории репрезентационизма, которая обсуждается далее.

 

Одно и то же с разных точек зрения?

Против репрезентационизма

Иван Петрович: О физических процессах мы узнаем путем внешнего наблюдения (прежде всего благодаря зрению, частично благодаря осязанию). Наблюдаемые объекты характеризуются размером, формой и т. д.; в общем – определенным расположением в пространстве и его изменениями с течением времени (движением). А о психических состояниях и процессах – ощущениях, эмоциях, желаниях, мыслях – мы узнаем совсем другим способом, который называют интроспекцией. Мы не видим, и не можем оcязать, ощущений, эмоций, желаний и мыслей, – мы просто знаем о них поскольку сами их ощущаем, переживаем, желаем, мыслим. Они не имеют размера, формы, расположения в пространстве. Бессмысленно говорить об ощущении, желании или мысли квадратной формы размером 1 м × 1 м, или что-то подобное. Психические состояния и процессы имеют свойства, которых нет у физических объектов, – например, специфический субъективный характер ощущений и эмоций (“как-это-ощущается”), содержание мысли (ее “очемтость”)[17]. Вместе с тем, им не присущи физические свойства – размер, форма, определенное расположение в пространстве. Итак, по моему вполне очевидно, что речь идет о совсем разных вещах, совсем разной природы.

Петр Иванович: Но возможно, что это одни и те же свойства, которые по-разному представляются в нашем сознании. В одном случае, они являются через “призму” зрения, в другом – через “призму” интроспекции. “Призмы” настолько разные, что “картины”-репрезентации выглядят совсем по-разному, хотя объект репрезентации – один и тот же.

Возможно, что в случае сознания и мозга одна и одна и та же вещь просто воспринимается нами разными способами – интроспективно и через внешнее наблюдение. Восприятия являются разными, но они являются восприятиями одного и того же. Подобно тому, как наше восприятие цвета совсем не похоже на то, что физика говорит о цветах.

Иван Петрович: Первое, на что следует обратить внимание, это то, что предмет и его репрезентация – это не одно и одно и то же, а две разные “вещи”. Даже в случае физических репрезентаций или информационных репрезентаций на физических носителях. Например, мини-модель самолета является репрезентацией самолета, но в ней вы не сможете полететь из Нью-Йорка в Париж. Чертеж самолета – на бумаге ли на электронном носителе – тоже непригоден для такого полета.

Или рассмотрим такой пример. У меня есть папка, на обложке которой написано “Мохаммед Али”. В ней собрана информация о Мохаммеде Али: статьи о его спортивных достижениях, фотографии и пр. Эта папка является репрезентацией Мохаммеда Али. Однако если бы кто-то всерьез утверждал и настаивал, что эта папка и есть Мохаммед Али, я подумал бы, что он сошел с ума. Но материалисты-репрезентационисты в случае с мозгом и сознанием по сути делают именно это.

Если мы предположим, что ощущения являются субъективными репрезентациями определенных структур мозга, то все равно они являются чем-то иным, чем эти структуры мозга, и они принадлежат к сознанию, а не к физическому миру, поскольку они имеют нефизические свойства (и не имеют физических).

Репрезентации, о которых вы говорите, – будь то визуальные или интроспективные, – это не физические репрезентации, а ментальные, феноменальные, субъективные репрезентации, которые принадлежат не к физической реальности, а к сознанию. Если есть сознание, способное что-то субъективно репрезентировать разными способами, то действительно возможно, что одна и одна и та же вещь (в частности, определенная структура мозга) может быть субъективно репрезентирована несколькими совсем разными способами, так что разные субъективные репрезентации не будут иметь никаких общих свойств. Но в физической реальности – в частности, в мозге, – нет никаких субъективных репрезентаций. Там есть лишь серое вещество, которое состоит из микроскопических материальных частичек, которые движутся туда-сюда. Если вы видите или воображаете дерево, в вашем сознании есть субъективный образ-репрезентация дерева. Но в мозге нет никаких субъективных образов, в нем есть лишь различные нейронные структуры и химические процессы в них. Конечно, какую-то из этих структур можно рассматривать как физическую репрезентацию дерева в мозге, но эта физическая репрезентация-структура в мозге не будет иметь никаких общих свойств с феноменальной репрезентацией-образом в сознании.

Например, если вы ощущаете боль, то этому ощущению соответствуют определенные структуры мозга, так что ощущение боли действительно можно рассматривать как репрезентацию этих структур мозга. Предположим, что кто-то (возможно, Вы сами) видит эти структуры мозга через сканнирующий прибор. Таким образом, он имеет (Вы имеете) другую – зрительную – репрезентацию этих же самых структур мозга. Но обе эти репрезентации – чувство боли и визуальный образ мозговых структур – это ментальные, феноменальные, субъективные, а не физические репрезентации; они принадлежат к сознанию (одна – к сознанию человека, который чувствует боль; другая – к сознанию человека, который рассматривает мозг) и не имеют физических свойств, в то время как то, что они репрезентируют – структуры мозга – это часть физической реальности, которая имеет лишь физические свойства.

Визуальные репрезентации так же не имеют физических свойств, как и интроспективные. Я вижу стол с прямоугольной поверхностью 1 м × 2 м. Но образ этого стола в моем сознании не является другой физической вещью с прямоугольной поверхностью 1 м × 2 м, его вообще нет в физической реальности, и приписывать ему геометрические размеры так же бессмысленно, как и любому другому состоянию сознания.

Итак, репрезентационизм никаким образом не может спасти материализм.

******

По моему мнению, теорию “одного и того же с разных точек зрения” могут последовательно защищать только идеалисты, а никак не материалисты.

Возможно, что наше сознание может воспринимать одну и ту же вещь совсем разными способами так, что знание, которое мы получаем одним способом, не переводится в знание, которое мы получаем другим способом. Но это означало бы, что это наше знание (как минимум одна его сторона, а логичнее – обе) есть не знание о самой вещи, а знание о наших восприятиях этой вещи – о некотором субъективном опыте, субъективных переживаниях, которые вызывает у нас эта вещь.

Предположим, что есть некоторая вещь А, которую мы можем воспринимать в два способа – интроспективный I и внешний E. Обозначим наш опыт интроспективного восприятия А как I(A), а опыт внешнего восприятия А – как E(А). Понятно, что поскольку I(A) и E(А) – не одно и то же, то и наши знания о I(A) и E(А) будут разными, так что можно иметь полное знание о I(A), ничего не зная о E(А), и наоборот. Однако в такой перспективе нет знания о самой вещи А – есть лишь знание о наших субъективных восприятиях, вызываемых этой вещью.

Читатель, знакомый с историей философии, легко узнает в этом теорию Иммануила Канта: мы не можем познавать вещи-в-себе, а познаем лишь их явления – то, какими они представляются через призму фундаментальных общечеловеческих структур сознания. Однако эта теория несовместима с материализмом. Ведь в ней первично сознание, которое имеет разные формы субъективного восприятия, а физическая реальность сама-по-себе, если и существует, непознаваема.

Если же, как утверждают материалисты, существует лишь физическая реальность, то теория об “одном и том же с разных точек зрения” лишена смысла. Не может быть разных форм субъективного опыта восприятия, не может быть субъективного опыта вообще, пока нет сознания, субъекта опыта (Я), а есть лишь физическое пространство и тела, расположенные в нем, изменяющие взаимное пространственное расположение (движущиеся) и влияющие на движение друг друга определенными регулярными образами согласно законам физики, без никакого – будь-то интроспективного или внешне-чувственного – субъективного опыта и осознания.

И материалисты, и дуалисты (в отличие от Канта), в подавляющем большинстве, разделяют предположение обычного здравого смысла о том, что в случае внешних восприятий наш опыт и познавательные способности позволяют нам узнавать не только о нашем субъективном опыте, но и о тех вещах и процессах, которые его вызывают, но существуют (происходят) независимо от него. То есть, из опыта внешнего наблюдения E(A) мы можем узнать о самом А. Однако, из “интроспективного восприятияI(A), где A, как предполагается, есть некоторое состояние мозга, мы ничего не можем узнать об  A.

Интроспекция дает нам знание о наших субъективных переживаниях, но не дает знаний о состояниях (структурах и процессах) мозга. Как бы внимательно Вы ни интроспектировали какие-то Ваши субъективные переживания (например, ощущение боли), Вы не можете таким образом получить никакого знания о соответствующих структурах и процессах мозга. Даже если мы рассматриваем субъективное переживание I как интроспективно познаваемую ментальную репрезентацию некоторого состояния мозга A, то интроспективно познаваемо не A, а его ментальная репрезентация – то есть, субъективное переживание, вызываемое A в сознании. Если A – какое-то состояние (физические структуры и процессы) моего или Вашего мозга, а І(A) – мое или Ваше субъективное переживание, вызванное этим состоянием, (ментальная репрезентация этого состояния в моем или Вашем сознании), то A и І(A) – это никак не одно и то же самое.

По сути, мы вернулись к уже обсуждавшейся нами ранее теме первичных и вторичных свойств. С одной стороны, есть A – первичные, собственные, физические свойства мозга, свойства мозга самого по себе. Этим первичным свойствам соответствуют вторичные, реляционные, принадлежащие не мозгу самому по себе, а мозгу в его отношении к сознанию, – свойства вызвать в сознании некоторый субъективный опыт І(А). Но это возможно лишь при условии существования двух “полюсов”: с одной стороны, мозга, в котором происходят физические процессы A, вызывающие в сознании опыт І(А), с другой – самого сознания (Я), которое субъективно переживает и интроспективно осознает этот опыт І(А).

Разные восприятия одного и того же в принципе могут быть настолько разными, что из одного восприятия ничего невозможно узнать о другом. Но любые восприятия принадлежат сознанию, Я, которое способно переживать и осознавать субъективный опыт, – а не мозгу как сложной системе атомов, которые лишь движутся и взаимодействуют по физическим законам, автоматически, ничего не переживая и не осознавая.

(Другие аспекты темы “одно и то же с разных точек зрения” см. в разделе 4.)

Странная капитуляция Франка Джексона

Наиболее широко обсуждаемую версию “аргумента знания” предложил австралийский философ Франк Джексон. Это – знакомый нам мысленный эксперимент с женщиной-физиком Мэри, которая прожила до солидного возраста в комнате с особым черно-белым освещением (чтобы ей было удобнее, я заменил это на контактную пленку на глазах; “радужная” версия − моя); и вот, оставив свою комнату, она узнает каково это − иметь цветовые восприятия. Сам Джексон после продолжительной дискуссии в конце концов “сложил оружие” и присоединился к материалистам. Он согласился с ответом на проблему Мэри, который дает материалистическая теория репрезентационизма. Действительно ли репрезентационистское решение удовлетворительно? Я так не считаю.

Репрезентационизм “решает” проблему Мэри подобно тому, о чем мы говорили в предыдущем подразделе: “Мы имеем дело не со знанием о двух разных вещах, а с двумя разными формами репрезентации одной и той же вещи.” По-моему, такое “решение никуда не годится. Конечно же, можно сказать, что есть определенные состояния мозга, которые "репрезентированы" для Мэри сначала внешними наблюдениями, изображениями мозга, научными теориями и т.п., а потом – ее собственными цветовыми ощущениями. Но не представляю, как это может спасти материализм. Наоборот, это рассуждение по сути подкрепляет дуализм, поскольку оно в конечном счете оставляет нас с “вещами” двух разных природ – физической и ментальной (психической):

1)      физические события наличия некоторых структур и процессов в мозге;

2)      их ментальные “репрезентации” (субъективные состояния и процессы):

2.1) черно-белые зрительные образы и мышление-усвоение-понимание теорий;

2.2) ощущения-переживания цветовых восприятий.

От того, что мы назвали субъективные переживания и мышление-понимание “репрезентациями”, и что в каком-то смысле они действительно репрезентируют (представляют) некоторые физические процессы и состояния мозга, они не перестают быть субъективными переживаниями и процессами (ментальными состояниями), отличными от тех физических процессов и состояний, которые они репрезентируют.

Являются ли эти “репрезентации” лишь какими-то другими физическими событиями в мозге? Если Вы так скажете, то будете лишь накладывать одну физическую репрезентацию на другую, но оставите “за кадром” именно то, что является предметом дискуссии, − ментальные (психические) репрезентации, имеющие субъективный характер. Вы просто “потеряете” ментальное (субъективное, феноменальное) – вместо того, чтобы его объяснить. Вы можете множить физические репрезентации до бесконечности, но таким путем вы никогда не дойдете до самих субъективных переживаний. Если репрезентации – это лишь физические состояния и процессы в мозге (то есть огромное количество атомов, которые ничего не ощущают, не мыслят, не осознают, а лишь расположены, движутся и влияют на движения друг друга определенным очень сложно структурированным способом), то там могут быть (физические) репрезентации, репрезентации репрезентаций, репрезентации репрезентаций репрезентаций и т.д. до бесконечности без никакого субъективного переживания и осознания.

Самопротиворечивость материализма как теории тождественности психических и физических состояний

Материалисты часто объясняют свою теорию утверждением о том, что человеческие ощущения, эмоции, желания, мысли, на самом деле есть физические процессы (то есть определенные пространственные структуры и движения) в мозге, но представляются нам субъективными переживаниями, лишенными пространственных характеристик. Или: то, что нам представляется ощущениями, эмоциями, желаниями, мыслями, есть лишь ментальные “репрезентации” некоторых физических (или функциональных[18]) состояний. При этом не замечают, что такое объяснение материалистической теории самопротиворечиво; оно опровергает материализм. Ведь в этом “объяснении” по сути признается, что кроме физических (функциональных) процессов и состояний, то есть дополнительно к физической реальности, существует еще сфера субъективности – своего рода “феноменальное пространство”, к которому принадлежат наши представления (то, что нам представляется, каким оно нам представляется), ментальные “репрезентации”. Но ведь это и есть сознание. Итак, сознание не принадлежит к физической реальности, есть что-то кроме нее, дополнительно к ней. А это и есть – в самых общих чертах, без специфики отдельных направлений – теория дуализма.

Физические процессы в мозге, которые соответствуют определенным ощущениям, желаниям, мыслям, − это никак не одно и то же самое, что их ментальные “репрезентации” (то есть собственно ощущения, желания, мысли) как они субъективно переживаются и осознаются.

Единственная возможность последовательно защищать материализм – это отрицать существование сферы субъективности – то есть собственно сознания в обычном смысле этого слова (в отличие от его поведенческих проявлений и взноса в функционирование организма).

От аргумента знания к аргументу зомби

Жозеф Левине[19] объясняет существование и “неразрешимость” (в смысле удовлетворительного материалистического решения) психофизической проблемы следующим образом. Если мы принимаем материалистический тезис о тождественности определенного ощущения (например, боли) с определенными физическими процессами в мозге (например, возбуждение С-волокон), то мы не в состоянии объяснить, почему эти физические процессы имеют именно такой, а не какой-либо другой, качественный феноменальный характер, то есть, почему они субъективно ощущаются именно так, а не как-то иначе (например, почему возбуждение С-волокон субъективно ощущается как боль, а не приятное ощущение).[20] Аргумент знания выражает эту проблему. Тем не менее, как справедливо отмечает Дэвид Чалмерс, эта проблема – не самая фундаментальная.

Аргумент знания показывает: специфичечские ментальные факты − факты о специфическом феноменальном характере субъективных переживаний (больно, а не приятно) − не принадлежат к числу физических (в широком смысле) фактов, логически не определяются фактами о физических процессах, которые соответствуют этим переживаниям.

Но есть более фундаментальная проблема, которая касается не качественной специфики разных ментальных состояний (субъективных переживаний), а самогó их существования как ментальных, субъективных состояний: почему вообще что-то как-то субъективно переживается? В частности: почему возбуждение С-волокон как-то (не имеет существенного значения как именно) субъективно переживается?

Итак, материализм сталкивается с двумя неразрешимыми для него проблемами:

1) Проблема качественной специфики ментальных (субъективных, феноменальных) состояний: как объяснить, что при наличии вот этого физического состояния мозга, мы имеем вот-такие, а не какие-то другие субъективные переживания?

2) Проблема существования ментальных (субъективных, феноменальных) состояний: как объяснить, что мы вообще имеем субъективные переживания (хотя, казалось бы, могли бы не иметь никаких)? Эта проблема, наиболее фундаментальная и неразрешимая для материализма, состоит в том, что мы – существа, которые субъективно переживают и осознают, а не человекоподобные феноменальные зомби, которые физически делают (в смысле внешне наблюдаемого поведения – движений тела) все то же самое, что и мы, в теле которых происходят все те же физические движения, но всё это происходит чисто автоматически (машинально), без никаких субъективных ощущений, переживаний, осознания. Детальнее о “проблеме феноменальных зомби” мы поговорим в следующем разделе.



[1] Nagel T. What is it like to be a bat?

[2] Лоу C. Что такое сознание?

[3] Jackson F. Epiphenomenal Qualia; Jackson F. What Mary didn’t know?

[4] Она знает каковы эти ощущения и может их идентифицировать в своем собственном частном языке как “понедельниковые”, “вторничные” и т.д. Она только не может выразить это знание в публичном языке (не может соотнести свой частный язык с публичным).

[5] Ср.: К. Мак-Гинн: “Уникальность мозга среди физических объектов никогда не откроется во внешне-чувственной перспективе науки о мозге. Если бы наука о мозге была единственным, на что мы можем опираться, мы бы вообще никогда не догадались даже о том, что сознание обитает в мозге. Мы знаем об этом, в конечном счете, благодаря интроспекции ... Мы избрали мозг как место сознания из-за того, что изменения и повреждения мозга ведут к изменениям сознания, как они открываются способности интроспективного осознания. Аристотель считал, что сердце было местом сознания; он ошибался просто потому, что мозг, а не сердце есть то, чья активность наиболее непосредственно соотносится с тем, что происходит в сознании. Для мозгового хирурга наилучший способ решить, какие части вашего мозга вырабатывают те или иные психические состояния, состоит в том, чтобы держать вас в сознательном состоянии на протяжении операции и спрашивать, чтó вы ощущаете когда он копается в ваших мозговых извилинах. Мы знаем, что мозг является местом сознания, в конечном счете, потому, что изменения в мозге наиболее непосредственно соотносятся с тем, как наше сознание является нам изнутри.” (McGinn C. The Mysterious Flame. – pр.52-53)

[6] Это так даже в случаях высказываний о восприятии физических объектов (как объектов, имеющих определенный размер, форму и расположение в пространстве, носителей пространственных характеристик), – поскольку речь идет о самом восприятии, а не о предмете, который воспринимается. Такие высказывания не несут физической информации о восприятии. Конечно, они могут нести некоторую физическую информацию о воспринимаемом предмете. Если я говорю: “Я вижу за метр слева от себя стол с квадратной поверхностью приблизительно 1 м × 1 м”, – то это высказывание, возможно, опосредствованно несет информацию о расположении, форме и размерах стола, но не несет информации о расположении, форме и размерах моего чувственного восприятия стола (а также о физических нервно-мозговых структурах и процессах, ответственных за это восприятие).

[7] Конечно, если кроме знания о физических процессах в мозге мы имеем дополнительное знание о специфических корреляциях-соответствиях между такими физическими процессами и субъективными переживаниями, то мы можем из этого узнать о субъективных переживаниях. И наоборот, если мы имеем знание о субъективных переживаниях плюс дополнительное знание о специфических соответствиях между физическими процессами в мозге и субъективными переживаниями, то мы можем из этого узнать о физических процессах в мозге. Но само это дополнительное знание невозможно получить ни изнутри знания о физическом, ни изнутри знания о субъективных переживаниях; его возможно получить только через сопоставление одного и другого. Сама необходимость такого дополнительного, связующего знания, которое получается через сопоставление с двух сторон, означает, что эти две стороны – не одно и то же самое, а следовательно, дуализм истинен.

[8] Хофштадтер Д., Деннетт Д. Глаз разума. – с. 345.

[9] Хофштадтер Д., Деннетт Д. Глаз разума. – С.345.

[10] В книге: Лоу С. Философский тренинг.

[11] Churchland P. Matter and Consciousness. – p. 32.

[12] Churchland P. Matter and Consciousness. – p. 32.

[13] Churchland P. Matter and Consciousness. – p. 33.

[14] Churchland P. Matter and Consciousness. – p. 33.

[15] Детальнее об эмерджентистском дуализме свойств см. Книгу 2, Раздел 9, подраздел “Пропетивный дуализм и эмерджентизм”; о необходимом для этой теории признании уникального радикально-эмерджентного характера сознания см. Раздел 6, подразделы “Материалистический эмерджентизм” и “Дэвид Чалмерс про эмердженцию”; о панпсихизме и порождаемых им проблемах см. Книгу 2, Раздел 9, подраздел “Дуализм и панпсихизм”, а также Раздел 11, подраздел “Концептуальная путаница расселианизма”.

[16] Сëрл Дж. Открывая сознание заново. – с. 142.

[17] детальнее об очемтости см. раздел 5

[18] Самое влиятельное современное направление материализма – функционализм – истолковывает сознание не непосредственно в терминах физических процессов, а в терминах функций для жизнедеятельности организма, акцентируя на том, что одни и те же функции могут иметь разную физическую реализацию (аналогия с программным обеспечением, software, в отличие от физической структуры и материала компьютера, hardware).

[19] Ж. Левине – современный философ, который находится где-то на раcпутье между материализмом и дуализмом. Вопреки собственной материалистической вере, Левине сформулировал, обосновал и последовательно защищает одно из наиболее обсуждаемых в современной философии сознания положение – о существовании “объяснительного разрыва” (explanatory gap) между физическим и сознанием, который не могут преодолеть никакие известные материалистические подходы.